КНИЖНАЯ  ГРАФИКА

 Идея выделить книжную графику в самостоятельную экспозицию возникла неслучайно. Не из-за излишнего тщеславия автора, и даже не из желания сохранить чистоту жанра. Геннадий Самойлов не считает себя книжным художником, будучи убежден, что этим делом, как, впрочем, и любым другим нужно заниматься постоянно и всерьез. Однако за 30 лет пребывания в профессии им было сделано немало из того, что представляет неподдельный интерес для читателя, зрителя и исследователя.

Поиск нового, поиск своего, внутри или вне сложившихся классических форм – это ли не самое интересное и единственно важное для того, кто рожден художником? И если потребность в новаторстве не оборачивается ловкачеством, а остается неотъемлемой частью естества художника тогда он – смел, безудержен в работе и непобедим. За годы работы в книге Геннадий Самойлов проложил свой путь – вдохновенного профессионала, уверенного в своих силах, мужественно преодолевающего трудности, связанные с утверждением нового. И неизменно настороженность сторонних взглядов сменялась восторгом тех, кто увидел, что может быть и «так» и удивился, почему раньше было иначе. Лишь одно условие – созданный художественный образ должен быть убедительно целостным и вызывать ощущение завершенности.

Началом всему остается глубокое погружение в материал, изучение мельчайших скрытых деталей и понимание того, как можно объединить литературу и изображение. Как сделать их неразрывными компаньонами, не замещающими, но взаимодополняющими друг друга. Создать новое книжное пространство, живое, наполненное движением и звуками, воздухом и светом – вот сверхзадача, которую нельзя не решить. Нужно сделать все, чтобы читатель, взяв в руки книгу, воспринял ее не только как литературный источник, но и как художественный объект.

Рубеж 1980-90-х для Геннадия Самойлова оказался на удивление плодотворным и щедрым на интересные издательские предложения – классическая и современная, русская и зарубежная, детская художественная и образовательная литература. Каждый раз новые задачи и новые выразительные особенности, открывающие художественные возможности, еще не использованные ни самим автором, ни кем-то до него, но органично соответствующие характеру издания.

В процессе поиска стилевого единства литературного и изобразительного языка очень важно, какой материал выберет художник для решения поставленной задачи. Иллюстрации к книге Анри Барбюса «Огонь» (часть дипломной работы) выполнены в технике цинкографии – сложной, максимально обобщающей и усиливающей трагизм зрительского и читательского восприятия. Черные изломанные силуэты мятущихся и страдающих от бессмысленной и противоестественной  военной агонии людей выступают из ослепительно белой звенящей тишины, застывая в вечной мольбе о спасении. Но техника осталась бы всего лишь техникой без отточенной живой линии, авторского чувства формы, чувства объема воздушного или сжатого до безвоздушности пространства. 

Одним из самых ярких и знаковых проявлений художника Геннадия Самойлова было и остается свободное рисование. Виртуозное, легкое, точное, создающее форму, казалось бы из ничего – из пространства листа, из воздуха. Этому невозможно научить ни в одном институте. Это как личная печать, авторский знак качества, след мысли художника. В работе над трилогией Мориса Дрюона «Конец людей» в качестве главной выразительной «силы» художник заявил линию. И для иллюстраций к главам, и для решения обложки, где рисунок лишь подсвечивается акварелью. Едкая, колючая, беспощадная, линия выхватила, очертила, зафиксировала целую эпоху (в романе –   временной промежуток между двумя войнами) испытаний для человеческого духа – «расцвет» человеческих пороков, крушение власти и надежд. Ёмкая, лаконичная или витиевато нагруженная изобразительной экспрессией, дополненная несколькими штрихами или укрытая плотной тональной сетью линия рождает стилистически точные яркие образы, насыщая слово пластической идеей.

Линия Геннадия Самойлова заслуживает отдельного к ней отношения. Жизнь его линии на бумаге преобразует изобразительное пространство в пластически выверенное силовое поле. «Линия» продолжает свой многочастный монолог и в иллюстрациях к сборнику немецких классических эпиграмм, получая иронично-гротесковое развитие. Здесь образы становятся типажами, а за внешним неправдоподобием, и колкой шаржевостью скрывается художественное обобщение, стилистически обоснованное литературным материалом. Средневековый художник становится королем, а просвечивающие сквозь рисунок психологически точные личностные характеристики «знакомых» незнакомцев теряют временную окраску.

Основательность, с которой Геннадий Самойлов подходит к любому делу, в том числе и к работе над будущей книгой не раз удивляла издателей, ожидавших, быть может, более простых решений. Профессионально владея множеством графических техник, автор выбирает ту, которая должна отозваться «словом» художественным. Двухцветная линогравюра в повести Николая Лескова «Леди Макбет Мценского уезда» создает мистически – тревожную атмосферу событийных ночей, ослеплённых безжалостным лунным светом. Другие цвета, иная пластика – и та же техника звучит трагично-романтическим эхо в романе Анатолия Левандовского «Потомок Микеланджело». Сочетания цветного карандаша, акварели и тушевой «царапающей» линии, как кадры старой потертой кинопленки, выхватывают из сумрака времени обрывочные картины жизни революционера Роберта Эйхе (Франц Таурин «Верность»). Здесь, как и в других работах художника, нет и намека на сиюминутность происходящего. Тема вновь берется «крупными штрихами» переводя изображение в иную временную категорию. Драматичность восприятия усиливает почти рембрантовское освещение, исполненное в графике.

Создать в книге сказочный мир, в котором хотелось бы оказаться и детям и взрослым. Создать этот мир самому и сделать его непохожим ни на какой другой… Непростые задачи вызывают у Геннадия Самойлова значительно больший интерес, чем те, что понятны и легки.  Эпоха «собирается» из мелких деталей, пластика рождается из стилистики текстов и особенностей звучания слов. Колкие линии, резкие очертания, преувеличенная амплитуда жестов, яркие цветовые акценты – все погружается в растушеванное марево цветного карандаша. Каждая полосная иллюстрация обрамляется отдельным картушем, напоминающим средневековый манускрипт. Таким предстает перед читателем сказочный мир немецкого писателя романтика, фантазера Клеменса Брентано («Три волшебные сказки»)

 Романтичным водопадом девичьих мечтаний, встречают одна за другой дивные «Сказки фей» баронессы Мари-Катрин Д `Онуа – снискавшей в XVII веке славу автора изысканных салонных сказок. Волшебные птицы и чудесные сады, принцессы в пышных платьях и храбрые принцы, кареты и дворцы – страница за страницей, словно диковинные цветы, раскрывают читателю поочередно чудесные лепестки, приглашая остаться в своем декоративно театральном мире. Изобразительная феерия завораживает богатством и разнообразием цветовых сочетаний, приглушёнными пастельными оттенками, обнимает мягкими очертаниями линий. И, словно в противовес утонченному рококо – занимательная фантазийная литература. Приключения двух знаменитых придуманных персонажей Барона Мюнхгаузена и капитана Врунгеля, настолько известны, что эти герои кажутся реальными. Но как объединить их в одной книге изобразительными средствами? Строгая пластика, сдержанные цвета… и безудержная фантазия в придумывании и построении композиций, в таинственном соотношении «негромких» цветовых пятен. И вот уже читатель держит в руках книгу о приключениях двух аристократов. Это ли не чудеса искусства изобразжения?

Оригинальные решения приходят внезапно. И остановить развитие идеи уже невозможно. «Малахитовая шкатулка» Павла Бажова получила свое материальное воплощение в монотипии. Интуитивно подобранные цветовые сочетания – отлип – и вот уже виден срез драгоценного камня, в прожилках которого угадываются очертания. Художник кистью вписывает нужное изображение, сочиняя, выстраивая композицию, населяя ее персонажам, обогащая событиями, приглашая читателя стать соавтором. Малахитовая чаша на форзацах, россыпь волшебных заставок, как осколки минералов, превращают книгу в гору самоцветов.

Среди всего, сделанного Геннадием Самойловым в книге, особняком стоит сборник «Славянская мифология» (автор-составитель Людмила Вагурина), выдержавший два издания и сохраняющий популярность, благодаря оригинальности и глубине художественно-поэтического исследования, предпринятого автором литературного материала и, в немалой степени – стилистически верному графическому решению. Создавая графический образ, превращая его в пластический объект, художник помещает его в изобразительную среду, ориентируя в пространстве таким образом, чтобы для читателя стал очевиден смысл сложившихся взаимоотношений объектов (мифических героев, персонажей, явлений) друг с другом и с самим пространством. Будь то пространство изобразительное, книжное или мифологическое. Множество смысловых вариантов тонового и фактурного сочетания черного и белого, стилизация шрифта и орнамента сообщают изображению скульптурную трехмерность. Так графика, осваивая все пространство книжного блока, стремится к наиболее емкому пластическому воплощению образа, с одной стороны и к гармонии во взаимоотношении предмета со средой – с другой, выстраивая тем самым архитектонику книги, превращая ее в «…ларец, наполненный драгоценностями».

«…Ларец, наполненный драгоценностями», такой, по мнению Владимира Фаворского – теоретика книги, педагога и новатора, должна стать книга, сделанная художником. Геннадий Самойлов окончил Московский полиграфический институт (факультет книжной графики), институт, унаследовавший традиции, заложенные Фаворским. Культура пространственного видения, обращенная на поиски целостности в непрерывном взаимодействии среды и предметов, распространяет свое влияние как на метод конструирования книги, книжную, станковую графику, так и на живопись. Книга не стала судьбой Геннадия Самойлова, по большому счету. Художническое начало всегда одерживало верх. Хотелось писать и быть абсолютно свободным в своих поисках. Но, думается, что заняв свое место в творческой судьбе художника, «книга» осталась ему за это благодарна.

 Казалось бы дизайн альбомов, связанных темой изобразительного искусства – повод для отдельного разговора. Но то, что делает Геннадий Самойлов в этой сфере, подчинено его творческим устремлениям в полной мере. Традиции и новаторство – балансировать на грани или делать прорывы – каждый раз автор принимает свое, как потом оказывается, единственно верное решение.

 Выставочное пространство, вобравшее в себя книжную графику Геннадия Самойлова, художник организовал, ничуть себе не изменив. Наполненное изысканными формами, глубоким смыслом, воздухом и энергетикой автора, оно не может не быть интересным и запоминающимся. 

Марина Волощенко

искусствовед

2016 г.